Неточные совпадения
Сам Венден, вернувшись из присутствия, услыхал звонок и какие-то
голоса, вышел и, увидав пьяных
офицеров с письмом, вытолкал их.
«Знаешь, что случилось?» — сказали мне в один
голос три
офицера, пришедшие за мною; они были бледны как смерть.
— Книга, тут должна быть книга, — громко чмокнув, объяснил
офицер, выпрямляясь.
Голос у него был сиплый, простуженный или сорванный; фигура — коренастая, широкогрудая, на груди его ползал беленький крестик, над низеньким лбом щеткой стояли черные волосы.
Самгин не заметил, откуда явился
офицер в пальто оловянного цвета, рыжий, с толстыми усами, он точно из стены вылез сзади Самгина и встал почти рядом с ним, сказав не очень сильным
голосом...
Подскакал
офицер и, размахивая рукой в белой перчатке, закричал на Инокова, Иноков присел, осторожно положил человека на землю, расправил руки, ноги его и снова побежал к обрушенной стене; там уже копошились солдаты, точно белые, мучные черви, туда осторожно сходились рабочие, но большинство их осталось сидеть и лежать вокруг Самгина; они перекликались излишне громко, воющими
голосами, и особенно звонко, по-бабьи звучал один
голос...
— Нам известно о вас многое, вероятно — все! — перебил жандарм, а Самгин, снова чувствуя, что сказал лишнее, мысленно одобрил жандарма за то, что он помешал ему. Теперь он видел, что лицо
офицера так необыкновенно подвижно, как будто основой для мускулов его служили не кости, а хрящи: оно, потемнев еще более, все сдвинулось к носу, заострилось и было бы смешным, если б глаза не смотрели тяжело и строго. Он продолжал, возвысив
голос...
Сюртук студента, делавший его похожим на
офицера, должно быть, мешал ему расти, и теперь, в «цивильном» костюме, Стратонов необыкновенно увеличился по всем измерениям, стал еще длиннее, шире в плечах и бедрах, усатое лицо округлилось, даже глаза и рот стали как будто больше. Он подавлял Самгина своим объемом,
голосом, неуклюжими движениями циркового борца, и почти не верилось, что этот человек был студентом.
Первым втиснулся в дверь толстый вахмистр с портфелем под мышкой, с седой, коротко подстриженной бородой, он отодвинул Клима в сторону, к вешалке для платья, и освободил путь чернобородому
офицеру в темных очках, а
офицер спросил ленивым
голосом...
В черной, быстро плотневшей массе очень заметны были синеватые и зеленые пальто студентов, поблескивали металлические зрачки пуговиц, кое-где, с боков толпы, мелькнуло несколько серых фигур полицейских
офицеров; впереди нестройно пели гимн и неутомимо, как полицейский, командовал зычным
голосом рослый студент...
— Господин, нельзя разговаривать, — послышался
голос конвойного унтер-офицера. Это был не тот, который пустил Нехлюдова.
Его
голос, перебиваемый женскими, еще слышался из тумана, когда опять зазвенела калитка, и вышел старшой, приглашая Нехлюдова за собой к
офицеру.
— Лошадей, — сказал
офицер повелительным
голосом.
Когда он дошел до залы и уселся, тогда надобно было встать. Попечитель Писарев счел нужным в кратких, но сильных словах отдать приказ, по-русски, о заслугах его превосходительства и знаменитого путешественника; после чего Сергей Глинка, «
офицер»,
голосом тысяча восьмисот двенадцатого года, густосиплым, прочел свое стихотворение, начинавшееся так...
Но не успел
офицер опустить свой перст, указывающий на вывеску, как вдруг раздается
голос...
— Завтрашний день-с, — начал он, обращаясь к Павлу и стараясь придать как можно более строгости своему
голосу, — извольте со мной ехать к Александре Григорьевне… Она мне все говорит: «Сколько, говорит, раз сын ваш бывает в деревне и ни разу у меня не был!» У нее сын ее теперь приехал,
офицер уж!.. К исправнику тоже все дети его приехали; там пропасть теперь молодежи.
— Господин субалтерн-офицер! — сказал он мне, возвысив
голос как на ученье, — вы вели себя как ямщицки!
Отворились ворота, на улицу вынесли крышку гроба с венками в красных лентах. Люди дружно сняли шляпы — точно стая черных птиц взлетела над их головами. Высокий полицейский
офицер с густыми черными усами на красном лице быстро шел в толпу, за ним, бесцеремонно расталкивая людей, шагали солдаты, громко стуча тяжелыми сапогами по камням.
Офицер сказал сиплым, командующим
голосом...
Посреди гостиной стояли, оживленно говоря, семь или восемь
офицеров, и из них громче всех кричал своим осипшим
голосом, ежесекундно кашляя, высокий Тальман.
Ромашов кое-что сделал для Хлебникова, чтобы доставить ему маленький заработок. В роте заметили это необычайное покровительство
офицера солдату. Часто Ромашов замечал, что в его присутствии унтер-офицеры обращались к Хлебникову с преувеличенной насмешливой вежливостью и говорили с ним нарочно слащавыми
голосами. Кажется, об этом знал капитан Слива. По крайней мере он иногда ворчал, обращаясь в пространство...
— Ваш Назанский — противный! — с озлоблением, сдержанным низким
голосом сказала Шурочка. — Если бы от меня зависело, я бы этаких людей стреляла, как бешеных собак. Такие
офицеры — позор для полка, мерзость!
— Да послушайте, Павел Павлыч, это же ведь не служба, это — изуверство какое-то! — со слезами гнева и обиды в
голосе воскликнул Ромашов. — Эти старые барабанные шкуры издеваются над нами! Они нарочно стараются поддерживать в отношениях между
офицерами грубость, солдафонство, какое-то циничное молодечество.
Он прошел в столовую. Там уже набралось много народа; почти все места за длинным, покрытым клеенкой столом были заняты. Синий табачный дым колыхался в воздухе. Пахло горелым маслом из кухни. Две или три группы
офицеров уже начинали выпивать и закусывать. Кое-кто читал газеты. Густой и пестрый шум
голосов сливался со стуком ножей, щелканьем бильярдных шаров и хлопаньем кухонной двери. По ногам тянуло холодом из сеней.
Вся рота была по частям разбросана по плацу. Делали повзводно утреннюю гимнастику. Солдаты стояли шеренгами, на шаг расстояния друг от друга, с расстегнутыми, для облегчения движений, мундирами. Расторопный унтер-офицер Бобылев из полуроты Ромашова, почтительно косясь на подходящего
офицера, командовал зычным
голосом, вытягивая вперед нижнюю челюсть и делая косые глаза...
Посмотрев роту, генерал удалял из строя всех
офицеров и унтер-офицеров и спрашивал людей, всем ли довольны, получают ли все по положению, нет ли жалоб и претензий? Но солдаты дружно гаркали, что они «точно так, всем довольны». Когда спрашивали первую роту, Ромашов слышал, как сзади него фельдфебель его роты, Рында, говорил шипящим и угрожающим
голосом...
Вытяните от пожара цепь, и чтоб никого тут из зевак не было за ней; а который прорвется, брать под караул! — отдал он тем же
голосом приказание наряженному на пожар
офицеру.
В пискливом тоне
голоса и в пятновидном свежем румянце, набежавшем на молодое лицо этого
офицера в то время, как он говорил, видна была эта милая молодая робость человека, который беспрестанно боится, что не так выходит его каждое слово.
Зачем штаб-офицер говорит таким слабым лениво-грустным
голосом?
Этот
офицер так старательно объяснял причины своего замедления и как будто оправдывался в них, что это невольно наводило на мысль, что он трусит. Это еще стало заметнее, когда он расспрашивал о месте нахождения своего полка и опасно ли там. Он даже побледнел, и
голос его оборвался, когда безрукий
офицер, который был в том же полку, сказал ему, что в эти два дня у них одних
офицеров 17 человек выбыло.
Панталеоне, который успел уже затушеваться за куст так, чтобы не видеть вовсе офицера-обидчика, сперва ничего не понял изо всей речи г-на фон Рихтера — тем более что она была произнесена в нос; но вдруг встрепенулся, проворно выступил вперед и, судорожно стуча руками в грудь, хриплым
голосом возопил на своем смешанном наречии: «A-la-la-la…
Потом сам приподнялся — и, приложась к козырьку рукою, не без некоторого оттенка почтительности в
голосе и манерах, сказал Санину, что завтра утром один
офицер их полка будет иметь честь явиться к нему на квартиру.
— Не прикажете ли, сударыня, я вам отыщу вашу карету? — обратился к Марье Николаевне молодой
офицер с трепетом худо сдержанного бешенства в
голосе.
Слегка покачиваясь на ногах,
офицер остановился перед Джеммой и насильственно-крикливым
голосом, в котором, мимо его воли, все таки высказывалась борьба с самим собою, произнес: «Пью за здоровье прекраснейшей кофейницы в целом Франкфурте, в целом мире (он разом „хлопнул“ стакан) — и в возмездие беру этот цветок, сорванный ее божественными пальчиками!» Он взял со стола розу, лежавшую перед прибором Джеммы.
Вернулся он в училище настоящим обер-офицером, выросший чуть ли не на голову, с хриплыми басовыми нотами в
голосе, загорелый, отрастивший настоящие усы в один миллиметр длиною.
Курсовой
офицер Николай Васильевич Новоселов, прозванный за свое исключительное знание всевозможных военных указов, наказов и правил Уставчиком, ворчал недовольным
голосом, созерцая какую-нибудь «чертову мельницу»: «И зачем?
Через недели две-три, в тот час, когда юнкера уже вернулись от обеда и были временно свободны от занятий, дежурный обер-офицер четвертой роты закричал во весь
голос...
На Тверском бульваре к большому дому, заключавшему в себе несколько средней величины квартир, имевших на петербургский манер общую лестницу и даже швейцара при оной, или, точнее сказать, отставного унтер-офицера, раз подошел господин весьма неприглядной наружности, одетый дурно, с лицом опухшим. Отворив входную дверь сказанного дома, он проговорил охриплым
голосом унтер-офицеру...
Унтер-офицер, впрочем, прежде чем пойти докладывать, посмотрел на вешалку, стоявшую в сенях, и, убедившись, что на ней ничего не висело, ушел и довольно долго не возвращался назад, а когда показался на лестнице, то еще с верхней ступеньки ее крикнул Янгуржееву окончательно неприветливым
голосом...
Всякий арестант в ту минуту, когда его обнажают, а руки привязывают к прикладам ружей, на которых таким образом тянут его потом унтер-офицеры через всю зеленую улицу, — всякий арестант, следуя общему обычаю, всегда начинает в эту минуту слезливым, жалобным
голосом молить экзекутора, чтобы наказывал послабее и не усугублял наказание излишнею строгостию.
Иногда
офицер пел и читал стихи глуховатым
голосом, странно задыхаясь, прижимая ладонь ко лбу. Однажды, когда я играл под окном с девочкой и Королева Марго просила его петь, он долго отказывался, потом четко сказал...
— Aufgepasst! [Берегись!(нем.)] — крикнул сзади их надменный
голос. Раздался глухой топот лошадиных копыт, и австрийский
офицер, в короткой серой тюнике и зеленом картузе, проскакал мимо их… Они едва успели посторониться.
Человек в цилиндре орет что-то рыдающим
голосом,
офицер смотрит на него и пожимает плечами, — он должен заместить вагоновожатых своими солдатами, но у него нет приказа бороться с забастовавшими.
Он слышал жалобы, стоны, испуганные крики, строгие
голоса полицейских
офицеров, раздражённый ропот и злые насмешки канцеляристов.
Зарядьев, в описанном уже нами положении, бледный как смерть, кричал отчаянным
голосом: «Помогите, помогите!.. горю!»
Офицеры кинулись в избу, выломили дверь, и густой дым столбом повалил им навстречу.
— Вряд ли воротится, — перервал грубым
голосом один высокой
офицер с неприятной и даже отвратительной физиономиею. — Там что-то больно жарко.
— Здравствуй, Дюран! — сказал кто-то на французском языке позади Зарецкого. — Ну что, доволен ли ты своей лошадью? — продолжал тот же
голос, и так близко, что Зарецкой оглянулся и увидел подле себя кавалерийского
офицера, который, отступя шаг назад, вскричал с удивлением: — Ах, боже мой! я ошибся… извините!.. я принял вас за моего приятеля… но неужели он продал вам свою лошадь?.. Да! Это точно она!.. Позвольте спросить, дорого ли вы за нее заплатили?
Офицеры и человек десять солдат побежали на
голос, и что ж представилось их взорам?
— Смейтесь, смейтесь, господин
офицер! Увидите, что эти мужички наделают! Дайте только им порасшевелиться, а там французы держись! Светлейший грянет с одной стороны, граф Витгенштейн с другой, а мы со всех; да как воскликнем в один
голос: prосul, о procul, profani, то есть: вон отсюда, нечестивец! так Наполеон такого даст стречка из Москвы, что его собаками не догонишь.
Но не один Зарядьев кричал как сумасшедший: французский
офицер в гусарском мундире, с подвязанной рукой, бегал по улице и командовал во весь
голос, как на ученье: «Feu, mes enfants — feu! visez bien!.. aux officiers!
— Нет, господин
офицер! нет! — заговорил он вдруг громким
голосом и по-французски, — я никогда не соглашусь с вами: война не всегда вредит коммерции; напротив, она дает ей нередко новую жизнь.
— И еще на кой-чем другом, — прибавил молчаливый
офицер, подойдя к французу. — Позвольте спросить, — продолжал он спокойным
голосом, — дорого ли вам платят за то, чтоб проповедовать везде безусловную покорность к вашему великому Наполеону?